Мне в Личный кабинет на Госуслугах прилетел некий автоприцеп, которого у меня нет — без опознавательных знаков, непонятного происхождения. Внезапно.
Обращаюсь в чат поддержки — типо не наше и не наших рук дело: о-о-о, надо по месту жительства записаться на прием к полицмейстеру, дабы он снизошел.
Но я, будучи зарегистрированным в Москве, наслаждаюсь не самым ближним Подмосковьем, чтобы таскаться по столичным присутствиям.
Обращаюсь в Сети в московскую контору МВД с просьбой устранить ошибку — шустро (в несколько дней) получаю пространное послание (в несколько страниц) с объяснением, почему этого сделать нельзя и какая мне предстоит процедура очного хождения по мукам кабинетам, чтобы добиться желаемого.
То есть это — моя проблема.
Не государства, не государственного ведомства, не роботизированного интерфейса для общения государства со мной, а моя.
Кагбэ я сам этот прицеп себе в аккаунт пихнул, ага.
С чем обратился, с тем и остался.
Дальше.
Оборотистая вдова в конце нашего тупика сдала особняк под пансионат для пожилых.
Дело хорошее. Для арендодателя.
А для соседей — вовсе нет. От слова совсем.
В нашей сонной деревенской лощине вдруг возник городской трафик: полиция и скорая неустанно для почивших в бозе, мусоровозы, тяжелые фургоны со съестным для пока живых прожорливых постояльцев, легковые с памперсами, по ошибке толкущиеся у наших ворот с требованием принять товар, ну и бесчисленная любящая родня, сдавшая старичков в пансионат.
Бросаемые проезжающими из окон окурки, пакеты и бутылки из-под сока и не только, выбоины от застрявших и выбирающихся тяжеловозов, изуродованная вконец дорога — это стало нынешней нашей реальностью.
Я обратился в администрацию губернатора — раз, другой. Пересылают указявки в никуда — бестолку.
Пансионат в зоне ИЖС в деревне — уже вещь противоправная.
Из администрации Ногинского района поначалу сообщили, что все в порядке, потом — что все-таки не в порядке, потом — что намереваются обратиться в суд по поводу неправомерной сдачи собственником недвижимости в аренду, а из администрации губернатора отдельно — что отправили материалы в прокуратуру.
И…?
И ничего.
С чем обратился, с тем и остался.
Я государству не интересен.
Мои проблемы власть не волнуют.
У чинуш другие заботы — им не до малых сих.
У нас свободная страна. Свободная от субъективных прав. Страна силы свободной наглости.
Нашумевшие майские Указы Президента 2012 — не выполнены.
Майские Указы Президента 2018 — не выполнены.
Майские Указы Президента 2022 — не выполнены.
Три четверти врачей утверждают, что их зарплата до сих пор не достигла уровня, установленного президентом России еще майскими указами 2012 года. А на дворе 2023-й. И ничего.
Верховный суд РФ запретил руководителям компаний и предприятий назначать премии самим себе, подчеркнув, что руководитель вправе издавать приказы о применении мер поощрения в отношении подчиненных ему работников, но не в отношении самого себя.
И что, стало можно найти такого главврача, который обделяет доходами себя, любимого?
Так у нас свободная страна! Страна свободы от приоритета права. Страна паралича диктатуры закона. Страна непуганого правового нигилизма пофигизма.
… и всё остаётся в прежней системе координат, накапливая потенциал взрыва. Потому как система координат — прежняя, а люди, процессы — совсем нет (с).
Нет, не совсем так. Граница проходит между людьми — теми, кто стоит на страже прежней системы координат, и остальными, получателями всего негатива для себя от активности первых.
Ревнителей не столь древней старины постсоциалистического капитализма привлекает ширма, за которой можно безопасно творить, что хочешь — со чада и домочадцы. Пример — Голикова «со своеми воробышками», кривоносами, харитониными, пасынками и пр.
Самое главное — чтобы никто не подпирал снизу, для чего — обрубить тросы социальных лифтов.
И тогда пусть внизу чернь беснуется — она не опасна, как бы ни была тяжела ее доля.
Ведь лимит революций Россия исчерпала.
Расчет голиковых прост — подвластные управляемы и движимы покорностью силе власти (или власти силы).
Узаконенный беспредел бюрократии расколол общество на готовых лезть по головам и остальных — сторонников общественной справедливости, хотя бы и в разном понимании.
Какая-то часть последних пыталась эксплуатировать тему сближения с Западом — именно их позже заклеймят как либерасты-иноагенты.
Прочие остались приверженными глубинной парадигме, озвученной Евтушенко: «Люблю Отчизну я, но ненавижу государство».
И вот случилась СВО, выдвинувшая эту парадигму в качестве идеи Русского мира на первый план.
Власть с блеском сместила акценты внутри общества с противопоставления государства и Родины на противостояние Русского мира и неонацизма коллективного Запада.
С этих позиций представлялось, СВО началась — и народ в едином порыве бросится на амбразуры укронацистов за сохранение системы координат власти силы (или силы власти).
А с той стороны блудные дети-малороссы прозреют и массово бросятся в объятия общей Родины-матери.
Оказалось, все совсем не так.
Общество раскололось.
И линия раскола разделила не плохих и хороших, красных и белых, а стоящих за Русский мир и сторонников западных ценностей.
Эта линия прошла не горизонтально между низами и верхами, как в революцию, а вертикально, поделив и низы, и верхи.
Причем не только явно, когда «вдруг» среди тех и других обнаружились массовые убежанцы, но и скрытно, когда стало очевидным и наличие множества ждунов победы западного ordnung über alles.
Сместились акценты и в прежнем балансе между властью и подвластными.
Сила власти (или власть силы) голиковых и иже с нею оказалась кажущейся.
И народ оказался не в мейнстриме этой силы (или власти), а власть (или сила) — не в мейнстриме народа.
СВО высветила момент истины: бюрократия дальше больше теряет могущество, эту самую силу власти (или власть силы).
Сила всегда в силе. И ни в чем другом. В Древних Фильмах говорили: «сила там, где правда». Так и есть, они всегда рядом.
Но не потому, что сила приходит туда, где правда. Это правда приползает туда, где сила. Когда люди пытаются понять, где правда, они в действительности тихонько прикидывают, где теперь сила.
А когда уходит сила, все дружно замечают — ушла правда. Человек чует это не умом, а сердцем. А сердце хочет главным образом выжить (Виктор Пелевин).
Сила же (и за ней правда) смещается к силовикам, причем к силовикам не в тылу, а на передовой.
По существу, именно они становятся выразителями правды.
А их семьи, родные, близкие живут в привычном для власти мире симуляции благополучия.
И дальше больше неизбежно нарастает диссонанс между накатанными симулякрами штатской бюрократии и солдатской правдой воюющих.
Образование — давно деградировало, наука — тоже, здравоохранение на издыхании, культура девальвируется инвазией богомоловых и им подобных, социалка влачит жалкое существование, а пенсионная реформа вконец ее подкосила.
Но главная проблема состоит в том, что не получается созидание – в повестке исключительно поиск врагов и искоренение крамолы (Дмитрий Дризе).
Однако бороться внутри уже не с кем, все явные диссиденты сбежали или размещены по местам не столь отдаленным, а скрытые затаились на потом.
А бюрократия продолжает ревниво охранять устоявшийся порочный круг контрпродуктивности, не внемля свидетельствам очевидности, и делать вид, что с созиданием все хорошо.
Мэр столицы, например, занят медициной в своем понимании: строительством и ремонтом городских больниц и поликлиник и обеспечением их современным оборудованием (тут и тут) — с этого он начал рассказ о том, как это будет, какие объекты затронет и когда ждать перемен.
На обеспечение необходимым ориентировано профильное городское производство: в столице по скромным подсчётам властей более 100 предприятий, которые производят широкий спектр диагностических, реанимационных и реабилитационных штук.
Касается это не только ремонта и обновлённого оснащения, но и общего отношения к пациенту и условиям работы врачей: в таких условиях персонал должен соответствовать не только современной медицине, но и высоким ожиданиям самих москвичей — это называется «новым московским стандартом».
За качеством обслуживания в Департаменте здравоохранения следят пристально, любая жалоба на mos.ru пройдёт все инстанции, включая главного врача поликлиники или больницы.
Это в полной мере соответствует общему тыловому мейнстриму.
Изменения в политической системе с момента начала СВО идут, причем, в одном направлении и достаточно активно.
Происходит своеобразная, табуретизация режима власти, то есть его упрощение, сведение к линейно-централизованным, жестким, иерархическим и закрытым технологиям управления, при минимизации функций социального контроля со стороны граждан.
По сути, речь идет о замещении внутренней политики иерархическим управлением.
Но там, где люди живу в нечеловеческих условиях (мирные и военные) в пределах доступности для врага, существует другая система ценностей.
Мирное население ждет человечной нормальности.
Солдаты гибнут не за сословную иерархию, а за человечный мир.
У тех и других иное, чем у неведавших военной действительности понимание мира, иные ассоциации жизни, иные аналогии справедливости, иная шкала сравнения хорошего и плохого, должного и недолжного, допустимого и недопустимого и т.д.
И в центре их миропонимания стоит человек, а не здания поликлиник, не оборудование, не антураж видимости, а наполненность всего этого человечностью, не «московский стандарт» извне профессии и не административная слежка сверху за качеством чего бы то ни было, не долженствование, а естественная внутренняя потребность профессионалов «соответствовать не только современной медицине, но и высоким ожиданиям самих москвичей».
Не должны врачи, преподаватели, ученые делать свое дело и совершенствоваться в нем из-под палки, под надзором приставленных «смотрящих».
Это не нормально.
Если бюрократия не знает и знать не хочет, как этого добиться, насаждая свое понимание мироустройства, ей предстоит уйти.
Вовсе не утопия, если люди относятся друг к другу по-человечески, так, как хотели бы, чтобы везде и всюду относились к ним.
Безразлично — не по-человечески.
Поэтому СВО полезна уже тем, что обнажает суть вещей — то, что прежде выглядело как незыблемая данность текущего момента, сейчас приобретает наглядную конкретику требующего устранения порока.
И когда бойцы начнут возвращаться домой, их едва ли устроит прежняя — ставшая им очевидной — ненормальность, в которой привычно продолжают жить их семьи.
Не случайно бюрократия заволновалась.
РАНХиГС разработала специальное пособие для госслужащих по общению с населением.
Методичка предупреждает, что обилие клише и канцеляризма в ответах чиновников на запросы граждан не только воспринимаются как «пустой звук», но и вызывают у людей раздражение.
Пособие призывает чиновников проявлять эмпатию и давать информативные ответы, содержащие чёткие инструкции для дальнейших действий.
Вслед за правильным публичным позиционированием депутатов (чему большое внимание уделяет, например, «Единая Россия»), взялись и за чиновников.
Проблема действительно есть: каждый россиянин в своей жизни встречался с виртуозами бюрократических отписок.
Внезапно!
Поэтому либо власть всерьез спохватится и будет работать не только над методичками для чиновников, но над исправлением ошибок в их деятельности и восстановлением человеческой нормальности в ней в понимании людей, либо вернувшиеся в мирную жизнь внесут эту нормальность во власть.
Они за это в окопах отдавали жизни и здоровье.
Силой правды в государстве воцарится нормальность справедливости.
Вопрос лишь в том, благодаря или вопреки.