Про военных медиков, участвующих в СВО, пишут немало: Будни военного медика в зоне СВО; Военным врачам и инженерам вручили государственные награды; Сотни спасенных жизней: участвующие в СВО военные медики получили госнаграды; Врачи-добровольцы спасают раненых солдат в зоне СВО; Как врачи военно-полевого госпиталя спасают жизни участникам СВО; Настоящие герои — военные врачи и медсестры, которые в зоне СВО спасают бойцов и т.д.

Регионы знают своих героев-медиков: Андрей Воробьев о героях СВО, реабилитации раненых и работе врачей (Подмосковье); Фарид Мухаметшин: Работа врачей в зоне СВО — это подвиг (Татарстан); «Гордимся коллегами»: приморские медики поддерживают участников СВО (Дальний Восток) и т.д.

Военврачи при необходимости готовы и к ратному делу: ГЕРОИ СВО. ВРАЧ ВЗЯЛ В РУКИ ОРУЖИЕ, ЧТОБЫ ОТБИТЬ СВОИХ ОТ НАЦИСТОВ.

Есть проблемы у военной медицины, есть и антигерои тыла СВО среди медиков — всё, как всюду.

Истории этого противостояния всего хватает: добра и зла, героизма и подлости, профессионализма и «эффекта присутствия» (Хватит пиариться: российских политиков и звезд эстрады просят воздержаться от поездок на передовую СВО).

Депутаты тоже двинулись на СВО, и среди них Дмитрий Хубезов, Председатель комитета Госдумы по охране здоровья, и в видеообращении он объяснил, почему отправляется служить в зону специальной военной операции: «я буду проситься на самый опасный участок фронта и готов работать даже фельдшером, вытаскивая ребят с поля боя там, где это наиболее опасно».

Дмитрий Хубезов с первых дней СВО координировал работу волонтеров-медиков, а 5 октября и сам написал заявление на зачисление в ряды добровольцев и направлен в военный госпиталь рядом с линией соприкосновения.

Позднее он сделает руководящие выводы — Всегда должны быть готовы к войне: Дмитрий Хубезов предлагает создать резерв врачей, вернув военные кафедры в медвузы.

А пока — «До передовой отсюда несколько километров. Между нами и линией соприкосновения медицинских учреждений больше нет. К нам привозят раненых, и здесь мы оказываем медицинскую помощь раненым на самом первом этапе.  Специфика, конечно, есть. Здесь ты не только хирург, ты и травматолог, и УЗИст. Без знания всех протоколов здесь работать невозможно», — рассказывает депутат.

Достойно.

Известно, что военно-полевые госпитали размещаются в 15-30 км от линии фронта и дальше. Ближе — только медсанбаты, которые проводят первичную сортировку раненых и отправляют нуждающихся по этапам медицинской эвакуации в тыл: непосредственно у линии соприкосновения «штопают» лёгких, остальных везут вглубь страны. Об этом — тут, тут и тут.

Неужто он стоял на сортировке в медсанбате? А если нет, то — не в нескольких километрах от передовой, прямо скажем.

«Делаем свое дело, стоим за правое дело. Если каждый будет на своем месте качественно выполнять свою работу, мы обязательно победим», — подчеркивает Дмитрий Хубезов.

Опять же достойно.

Вопрос лишь в том, что считает Председатель комитета Госдумы по охране здоровья СВОИМ делом: «знание всех протоколов» медицинской помощи или законотворчество в сфере охраны здоровья.

И было бы понятно патриотическое рвение имярек, будь в сфере охраны здоровья все великолепно.

Нет, не так: если бы профильный Комитет избавил общество, врачей и пациентов, от накопившихся из-за альтернативной одаренности предшествующих функционеров проблем, благодаря которым пациенты выздоравливают, как мухи, и выживают вопреки зарегламентированным усилиям врачей.

Но в анамнезе у доктора Хубезова лишь одно сомнительное достижение: Думский комитет по здравоохранению одобрил законопроект о QR-кодах в общественных местах в период коронабесия.

Всё.

Как будто охрана здоровья в стране организована так, что улучшать попросту нечего: все — как хорошо отлаженный и добротно смазанный механизм — работает без нареканий.

Но наше здравоохранение не ругает только ленивый.

Несмотря на зачастую не обреченно печальные результаты соцпросов, от нынешней организации охраны здоровья оторопь берет даже терпеливый наш народ.

И при этом три с лишним десятилетия ничего не сдвигается.

В порядке любопытства рядового избирателя я отправлял в возглавляемый доктором Хубезовым профильный комитет Госдумы 18 марта 2022 по электронной почте обращение:

«Депутаты всерьез считают, что:

— парадигма охраны здоровья по модели Семашко версии СССР соответствует существующим реалиям?

— закон об основах охраны здоровья граждан соответствует реальным потребностям охраны их здоровья?

— планов громадье профильного комитета Госдумы соответствует ожиданиям общества в этой сфере?

Ответа не последовало.

То есть депутата Хубезова вполне устраивает положение дел в отрасли и место в Госдуме, и на этом месте он не считает нужным что-то менять и законодательно совершенствовать в части организации охраны здоровья в стране.

А на совсем не передний край — пошел.

Чтобы снова делать то, от чего его отвлекло депутатство.

Понять можно, когда на СВО двинулись депутаты из профильных силовых комитетов Госдумы, особенно те, в бэкграунде которых военное образование, служба, опыт участия в боевых действиях.

Но Дмитрий Анатольевич Хубезов военврачом не служил.

Тогда чем же он мотивирован в своих интенциях вместо отсутствующих инициатив по должности?

Догадаться легко: В России выдвинут бывших участников СВО на выборы

Иными словами, врач-депутат не очень понимает или очень умело наводит тумана:

• кто он больше — врач или депутат. Если его призвание — хирургия, то зачем избирался? Ради статуса депутата? Ради зарплаты в пол-миллиона? Или ради того, что делать лучше жизнь людей? И тогда вместо хирургии ему бы взяться за изучение путей реформирования негодного здравоохранения и законодательного превращения во что-то годное для людей — врачей и пациентов.
• зачем он шумно выдвинулся на СВО, если там (в отличие от ЧВК Вагнер) врачей-не-депутатов предостаточно? Как Рогозин — попиариться? Дабы снова избраться.
• почему его манят больше, чем работа законотворца по профилю, лавры участника СВО? Или он бежит от той деятельности, которую просто не знает и не понимает? Но тогда выходит, что ему нужна прежняя работа у операционного стола, только с депутатской корочкой и за депутатскую зарплату.

А нами-то кто будет заниматься?

Нуждами, потребностями, запросами общества.

Хворыми, болезными, тщедушными, чахлыми, хлипкими — страждущими помощи и теми, кто ее оказывает и за это достоин не мелочи с паперти.

Денег государство с общества на охрану здоровья собирает немерено, а усушка-утруска в порочно организованном трафике лишает врачей того, на что они вправе, и развращает их вынужденными поборами, мздой с пациентов.

Чтобы было иначе, нам и нужна другая организация охраны здоровья и другая ее регуляторика.

Добросовестно не понимать этого нельзя.

И либо делать, что должно, каждый на своем месте, либо не затеваться и не занимать чужое место.

А пытаться подольше усидеть на не своем месте — свидетельство недобросовестности, пусть и за завесой красивых слов и декларируемых добрых намерений.

Была в столичном медицинском вузе кафедра ФПК, т.е. ДПО.

Такая же, как сотни других по специальности во множестве других профильных вузов.

Как все такие же, кафедра готовила слушателей и выдавала им соответствующие «корочки».

Такие же, какие выдают еще тысячи частных лавочек с лицензией на обучение по стандарту специальности.

Той специальности, парадигме которой исполнился век, а паспорту которой – десяток лет, за которые он менялся несчетное число раз.

И преподаватели такие же, как всюду: кто-то на этой кафедре с момента основания, другие – задержались здесь, сбежав с аналогичных кафедр.

И преподают одно и то же на протяжении всего периода своей преподавательской деятельности: некоторые здесь же и состарились, другие отсюда же и ушли в мир иной.

Этому плавному течению преподавательской жизни во всех вузах страны не мешало ничто: ни славное советское прошлое, ни перестройка и развал страны, ни лихие 90-е, ни последующие десятилетия недокапитализма и славного нового застоя.

Суть теории и практики, научной и учебной специальности на этой и других кафедрах все это время оставалась прежней.

Не раз поменялось руководство вуза, появились юные проректорши, под них образовывались новые кафедры, разросся административный аппарат вуза – родственников и друзей ректора оказалось немало, плюс – протеже сверху и с боков, от бесчисленных «своих» раздулись деканаты.

Изменения коснулись и кафедры: на кормление пришла варяжская дамочка из сибирского далека.

В качестве клинициста добившись степеней известных, в тусовках народного фронта она почему-то вообразила себя знатоком менеджмента – внезапно, имея в бэкграунде нетленный труд, популяризирующий здоровый образ жизни.

А началась инвазия с НИИ, который возглавлял бывший завкафедрой.

Но если в НИИ мысль никогда и не ночевала, то на кафедре она как-то где-то в чем-то билась.

Провинциалка, тем не менее, полностью зачистила НИИ, лишь на кафедре оставив все же парочку «из бывших» на подхвате.

Вместо содержательной очной подготовки слушателей она ввела дистантное вещание по сетке полусотни программ безликого ширпотреба – одинаково в НИИ и на кафедре.

Дистант в столице ничем не отличается от дистанта в Урюпинске, а шаблонные занятия по паспорту специальности в условиях массового предложения множества госуниверситетов с завышенными ценниками и мириад демпингующих частных контор создают лишь избыточное предложение.

Никому ни в центре, ни на периферии провинциальный замах новой москвички оказался не нужен – план был доблестно провален.

А в сонной университетской лощине появилась захватившая НИИ новая кафедральная плесень.

Мораль сей басни такова: в наше время прогресс среднего соображения дает фору апдейту верхнего образования, а практика назначения на научно-образовательные должности девальвирует и науку, и образование.

Как и всюду, проблемы упираются в управление.

Пример Макеевки продемонстрировал, что даже в армии, даже в условиях СВО в управлении царит дезорганизация.

А повсеместная дезорганизация означает одно — система максимально деградировала.

Дезорганизация исправляется на первом этапе только введением упрощенного порядка, но после смены управляющих системой.

Применительно к сфере охраны здоровья, как и к сфере образования (и к другим областям социальной сферы, как впрочем и к реальному сектору экономики, да и в целом к управлению государством) смена управляющих системой назрела лет за 30 до начала СВО (и даже намного раньше).

Если на наследстве разрушенной великой страны прошлого мы живем три с лишним десятилетия и, возможно, проживем еще столько же, то сохраняющаяся на ее осколках все это время при странном новом строе парадигма советского управления никак не соответствует и не может соответствовать сложившимся реалиям.

В том, что в управлении сохраняются атавизмы и анахронизмы, можно упрекать постсоветскую бюрократию, можно — «глубинный народ», можно — традиционно — москвичей, можно — иноагентов, но управление от этого не улучшится и не придет в соответствие со временем и строем.

Наивно было бы полагать также, что системные неполадки можно исправить локально: губернаторам — в губерниях, министрам — в министерствах, ЕР — в партии, ОНФ — в движении, врачам — в больницах, профессуре — в университетах и т.д.

Наоборот, системные неполадки масштабируются сверху, донизу воспроизводя неэффективность управления всюду в стране.

«Начните с себя» — тоже не тот случай.

Обезьяну можно научить перекладывать вещи с места на место, попугая — имитировать человеческую речь, но нельзя заставить человека жить в сознании, с пониманием ответственности за дело и слово — свое и чужое.

Без осознанности человек не живет, а существует, порой — на протяжении всей своей жизни.

Если человека не учат люди и/или обстоятельства созидать и стремиться к совершенству, попутно отбивая охоту к инициативе и навязывая культ безответственности на бесконечных примерах окружающей действительности, то странно от него ожидать желания быть Данко, Матросовым и Стахановым в одном лице — ему «лишь были б желуди».

И не потому, что это — общество потребления, зажатое в тисках того или иного -изма.

Это даже не вопрос неотвратимости наказания.

Это утрата обществом единства меры оценки допустимого под угрозой реальной ответственности.

Нет страха перед ответственностью в управлении — к управлению приходят недоросли-незнайки.

Нет страха перед ответственностью в здравоохранении — к лечению больного допускаются обладатели корочек, а не врачи.

Нет страха перед ответственностью в образовании — образованцы насаждают стандарт ограниченности.

Люди думающие, знающие, сомневающиеся — не для такой системы.

Здесь нужен ровный строй, а не полет мысли, игра разума, неформальная незаурядность и неформат интеллектуального превосходства.

Образец для подражания — то, насмешку над чем раскрывает феномен Даннинга-Крюгера.

И вот с этими приоритетами дошли до края: все устали от симулякров, которые дальше больше пожирают и своих бенефициаров.

Видимость не заменяет навыков, знаний, умений.

Ни в управлении, ни в здравоохранении, ни в образовании, ни где бы то ни было еще.

А ведь с образования начинается все — в том числе и управление, и здравоохранение.

И если общее образование обязательно, то образование по профессии — потребность.

Нигде эта потребность не администрируется, кроме как в постсоветских странах.

Никому постдок образование из-под палки и с доплатой не надо, если бы не администрирование процесса — для галочки.

Раз в пять лет специалисты табунами слушают одни и те же мантры, которые каждый из них помнит еще со студенческой скамьи — кто 10, 15, 20, 30, а кто 40, 50 и т.д. лет назад: в любом случае это информация послевоенного розлива.

Одни и те же мантры привязаны к тому самому паспорту специальности, которым скованы кафедры ДПО.

Слушателям бы — разнообразнее, больше и лучше, а преподаватели — в Дне Сурка.

Преподавателей в абсолютном большинстве это устраивает — им ни к чему большее и новое, которое они и сами не осваивают, и слушателям не дают.

Отвечают они не за большее и лучшее, а за соблюдение формальностей, предписанных по вертикали.

И слушатели обязываются той же вертикалью иметь в результате обучения «корочки», а не обладать багажом знаний.

Создают видимость и те, и другие — одни, делая вид, что учат, другие — что учатся.

И вся страна — так же.

А другого-то, собственно, и нет.

Потому что образование воспроизводит то «ЧТО», которого достигает наука.

А если наука стагнирует, то стагнирует и образование.

Образование — индикатор состояния науки.

Но наука — фундаментальная и прикладная — развивается тогда, когда она финансируется.

Частное финансирование науки (обычно прикладной) возможно тогда, когда для этого складывается благоприятный климат в силу адекватного законодательного регулирования.

Фундаментальная же наука всюду находится на содержании государства.

Как бы то ни было, тот, кто делает вложения в науку (будь то в фундаментальную или прикладную), вправе требовать от нее (пусть и не в линейной зависимости и не линейными мерами) результатов, в том числе от внедрения в практику.

В России целая Академия наук со своими академическими НИИ, ведомства (каждое со своими НИИ) и куча университетов (не говоря о госкорпорациях типа чубайсовского Роснано) сообща толкутся а поле науки, успешно осваивая вложения без каких бы то ни было результатов.

И БЕЗ КАКОЙ БЫ ТО НИ БЫЛО ОТВЕТСТВЕННОСТИ.

А потому — без малейших намеков на какие бы то ни было перспективы хотя бы малейших изменений.

Для них нет ни стимулов, ни оснований.

Как и для конкуренции.

Не надо быть лучше — надо быть такими, как все: не высовываться.

Это за рубежом все стремятся к отличиям в палитре знаний и предложений, к конкурентным преимуществам, к совершенству.

У нас, как в детстве, все стремятся быть «как все».

Не нужен эксклюзив — достаточно ширпотреба.

Отсюда у нас и незаменимых нет.

А там — есть.

В нормальном обществе люди отличаются своими накоплениями опыта и интеллекта, мерой чего и ценятся.

Ценятся особые знания, умения, навыки, достижения: остальное — дешевка, цена которому — стандарт.

Ширпотреб на то и ширпотреб, что не несет нового, особенного, лучшего, хотя когда-то любой ширпотреб был эксклюзивом — когда его таковым сделала наука как достижение над прежним ширпотребом.

Но тогда какое обучение может быть, если оно не несет ничего нового и воспроизводит лишь преданья старины глубокой?

И зачем людям — в порядке переподготовки или повышения квалификации — отбывать занятия в качестве наказания?

Им нужно совершенствоваться, повышать имеющийся уровень знаний, умений, навыков.

А это достижимо с освоением масштабов максимума в глубину и в ширину, а не довольствованием минимумом серости.

Этот минимум серости — даже не нулевой уровень профессионализма, это профессионализм в минус N-й степени, когда до нулевого уровня — еще не приветствуемый вокруг рисковый путь роста над собой.

Тут не до положительного уровня профессионализма.

Многословие выше — лишь малая часть того, что демонстрирует паралич всей системы формальной и неформальной организации российского общества в переложении на картинку под покровным стеклом, умещающую конкретное наблюдение как экстракт из описанной братьями Чапеками и Пелевиным жизни насекомых.

А упирается все в до боли очевидный триггер, переключатель, который просто нужно перевести в положение «Ответственность».

Ответственность тотальная: сверху донизу — всех, за все, во всем, всегда и всюду.

Сделал не так — отвечай, сделал не то — отвечай, не сделал положенного — отвечай, и т.д.

Хоть кто — депутат за неправовой закон, чиновник за неисполнение правового закона, любой — за соответствующее правонарушение.

Ответственность справедливая — по делам, в меру тяжести обусловленных ими последствий.

Ответственность реальная, неотвратимая и всем сестрам по серьгам. Без неприкасаемых и обладателей индульгенций.

Точка отсчета лишь одна — нарушение права: субъективного и не противоречащего ему объективного (не противоречащего не формально, а сущностно).

Как всего этого добиться?

Вот точно не так, как изложено здесь:

На днях председатель думы отчитался о новом рекорде, установленном депутатами: за этот год они приняли 653 закона, что абсолютный максимум за все время.

То есть, больше 2 законов в рабочий день.

И я хочу предложить дорогому читателю представить, что в 2022 году у депутатов были каникулы и он живет сейчас по законам 2021.

В его жизни что-то изменилось бы?

Ну, кроме того, что его перестали бы штрафовать и сажать за высказывание мнения по известной теме.

Нет, ничего?

А если мы уберем 505 законов, принятых в 2021 году и будем жить по законам 2020?

Снова ничего не изменилось бы?

И даже если убрать 553 закона, принятых в 2020 году и жить по законам 2019 года, то снова никаких изменений?

И 530 законов 2019 года жизнь не изменили?

Получается, что за 4 последних года принято больше двух тысяч законов, которые не изменили практически ничего.

А в лучшую сторону вообще ничего.

Это все, что надо знать про работу думы и депутатов.

Может быть, не во всем справедливый упрек, но суть он отражает верно: отвечать нужно не за количество, а за качество того, что делаешь — под персональную ответственность каждого.

И тогда некогда станет даже удивляться, как жизнь начнет меняться к лучшему.

Дело прошлое, а случай показательный и на будущее.

Пришлось пройти очередное повышение квалификации.

По результатам которого сложилась такая вот абортивная переписка:

У В Е Д О М Л Е Н И Е

Уважаемый …!

В связи с поступившей справкой из деканата факультета дополнительного профессионального образования, о неудовлетворительном результате пройденной Вами итоговой аттестации в рамках обучения по программе повышения квалификации «Организация и ведение научного руководства в ВУЗе» с 15 марта 2021 года по 02 апреля 2021 года в университете в объеме 72 часов, просим в течение двух рабочих дней с момента получения настоящего уведомления предоставить в управление по работе с персоналом разъяснение по итогам пройденной аттестации.

 

В отдел кадров университета от профессора кафедры …

1. По существу уведомления поясняю следующее:

1.1. СОДЕРЖАНИЕ ПРОСЛУШАННОГО КУРСА НЕ СООТВЕТСТВУЕТ НАЗВАНИЮ ТЕМЫ.

Тема — «Организация и научное руководство в вузе».

То есть, предназначена для тех, кто:

— во-первых, уже имеет ученую степень;

— во-вторых, возможно, обладает опытом научного руководства, но не в вузе;

— в-третьих, намерен получить новые знания по научному руководству именно в вузе.

На самом же деле содержание этого курса — для тех, кто нуждается в научном руководстве и лишь планирует свою научную карьеру, т.е. для студентов, ординаторов, аспирантов — будущих диссертантов.

Курс не дает ничего того, что вправе ожидать ученый и преподаватель вуза, исходя из названия темы.

1.2. КУРС ОБУЧЕНИЯ РАССЧИТАН НЕ НА ТЕХ, ДЛЯ КОГО ПРЕДНАЗНАЧЕН.

Он рассчитан не на ученых, хотя предназначен именно им.

Он рассчитан не на преподавателей, хотя предназначен им в качестве возможных научных руководителей в вузе.

Ни тем, ни другим освоение нормативов устройства клеток для животных в виварии, графика проветривания и уборки помещений в нем и т.д. не дает ничего.

Курс не рассчитан ни на кого более, кроме будущих диссертантов в сфере экспериментальной медицины.

Про публикации и наукометрию — это тоже не для тех, у кого все это позади.

1.3.  КУРС ОБУЧЕНИЯ СОВСЕМ НЕ РАССЧИТАН НА СПЕЦИАЛИСТОВ СОЦИАЛЬНОЙ (НЕ КЛИНИЧЕСКОЙ И НЕ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ) МЕДИЦИНЫ.

С меркой клинической или экспериментальной медицины к организации здравоохранения подходить нельзя — это знает уже любой студент и выпускник медицинского вуза, но не знают не заканчивавшие его сотрудники педагогического профиля.

Методология организации и подготовки научных работ одинакова, в том числе в физике, истории, филологии или медицине — ее освоение не является прерогативой той или иной кафедры медицинского вуза.

А вот предмет любой дисциплины детерминирует специфику научной работы.

В том числе и в сфере организации здравоохранения.

А, значит, и в части организации и научного руководства.

Есть и существенные отличия в подготовке научной квалификационной работы в образовательной и в научной организации.

Различий — множество, а в обсуждаемом курсе не учитывается ни одно: «Бери, что дают!»

1.4. ОСВОЕНИЕ НАУКОМЕТРИЧЕСКИХ ПОКАЗАТЕЛЕЙ ПОДОБОСТРАСТИЯ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ МЕРОЙ ОЦЕНКИ ЗНАНИЙ СЛУШАТЕЛЯ.

Я оказался не готов к запоминанию наукометрических показателей университета, издания университета и ректора университета.

И от этого не пострадали ни мои наукометрические показатели, ни мои научные достижения, ни мои знания, т.е. то, что на деле необходимо для научного руководства.

Между тем вопросы такого свойства занимают добрую половину итогового теста.

1.5. И В КУРСЕ ОБУЧЕНИЯ, И В ТЕСТАХ СОДЕРЖАТСЯ ПРОЯВЛЕНИЯ НЕГРАМОТНОСТИ СОСТАВИТЕЛЕЙ.

В частности, на вопрос об «информированном согласии» ни один из ответов в корне не соответствует ни Статье 43 (Права пациентов, участвующих в клиническом исследовании лекарственного препарата для медицинского применения) Федерального закона от 12.04.2010 N 61-ФЗ (ред. от 22.12.2020) «Об обращении лекарственных средств» (с изм. и доп., вступ. в силу с 01.01.2021), ни Статье 20 (Информированное добровольное согласие на медицинское вмешательство и на отказ от медицинского вмешательства) Федерального закона от 21.11.2011 N 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации».

Из авторской интерпретации лектора основ правового регулирования всего сущего я как юрист про право вообще узнал много нового.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: Обучение такого низкого уровня, отвлеченного содержания и еще более отвлеченных и некорректных оценок прослушанного курса проводиться в вузе не должно.

Хотя бы потому, что на это тратятся государственные средства.

И за это причастные сотрудники вуза, как минимум, должны отвечать рублем.

Подобный уровень обучения может стать предметом интереса прокуратуры и Рособрнадзора.

Множество других вузов предлагают аналогичные курсы ФПК.

Если они неприемлемы настолько же, то существует множество частных организаций, имеющих лицензию и дорожащих своей репутацией, чтобы предлагать такую же низкопробную продукцию.

Слушателя же действующее законодательство не ограничивает в выборе места повышения квалификации.

 

2. По форме уведомления сообщаю следующее:

2.1. До применения дисциплинарного взыскания работодатель должен затребовать от работника письменное объяснение (ст.193 ТК РФ).

Но дисциплинарные взыскания могут применяться за совершение дисциплинарного проступка, то есть неисполнение или ненадлежащее исполнение работником по его вине возложенных на него трудовых обязанностей.

В течение всего времени прохождения курса повышения квалификации я продолжал исполнять трудовые обязанности профессора кафедры и читал лекции слушателям.

Повышение квалификации — с отрывом или без — не относится к трудовым обязанностям.

Это — образовательный процесс.

Трудовые обязанности исполняли преподаватели обсуждаемого курса.

Я таковым не являлся.

При прохождении обучения я относился к числу слушателей, а не преподавателей.

2.2. Если по истечении двух рабочих дней указанное объяснение работником не предоставлено, то составляется соответствующий акт (ст.193 ТК РФ).

При этом:

— во-первых, 2 дня — это срок наложения взыскания работодателем, а не выяснения работодателем факта дисциплинарного проступка работника;

— во-вторых, прежде, чем говорить о наложении взыскания, факт дисциплинарного проступка работника должен быть не только установлен (работодателем), но и соответствующим образом квалифицирован (также работодателем);

— в-третьих, дифференцировать правомерное и неправомерное поведение в трудовых отношениях и трудовые отношения от иных видов отношений с участием работника (в том числе образовательных) — это обязанность работодателя, а не работника.

Это необходимо, чтобы понимать, на что и как реагировать.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ:

Требование ради требования или ради наложения взыскания недопустимо для кадровой службы вуза.

Профессорско-преподавательский состав — это не клиенты полицейского участка, с которых «снимают объяснения» без разбору.

Поступление какой бы то ни было информации из любого подразделения о чем бы то ни было в кадровую службу вуза не означает автоматически наложение взыскания на работника.

Взыскание как санкция должно быть допущенным виновно и иметь причинную обусловленность трудовым правонарушением.

Работодателю необходимо представить доказательства, свидетельствующие не только о том, что работник совершил дисциплинарный проступок, но и о том, что при наложении взыскания учитывались тяжесть этого проступка и обстоятельства, при которых он был совершен (ч. 5 ст. 192 ТК)

Судебная практика пор трудовым спорам богата примерами опрометчивого отношения работодателя к возложению на работника дисциплинарных взысканий.

Больше обращений ни в форме изустного творчества, ни в эпистолярном жанре не случалось — только подковерные игры.

Познакомились мы с ним в начале 90-х.

Оба поступили на юрфак.

Оба в очках, во внешности обоих — что-то похожее.

Ему было лет 25, мне на десяток больше.

Он представился выпускником 1 меда (я в свое время заканчивал 2 мед).

Рассказывал, что проходил службу врачом в Кантемировской дивизии.

Сам — житель Наро-Фоминска.

Меня поразила в нем удивительная смесь наглости и наивности.

На занятия прибегал вечно впритык, тут же что-то списывал, спрашивал, хорошо воспринимая — хоть на слух, хоть на письме.

Отвечал всегда бойко, уверенно, хотя нес бесконечную пустоту, по много раз порой переиначивая одну и ту же фразу.

После окончания вуза он всплывал в моей жизни многократно, и каждый раз — с какой-то своей многословной идеей как поводом присосаться и нуждой присесть на шею, не высказываемой, но очевидной.

Первый раз — году в 96-м.

Я уже набрал материал, уложил мысли и инсайты и писал первую книгу.

Он, узнав об этом в нашем телефонном разговоре, приехал с предложением соавторства.

Спрашиваю, мол, а какой вклад в книгу делаешь ты, в ответ — пурга.

Окучивал он меня тогда плотно и долго, но — без результата. То же повторялось с другими книгами.

Очередной раз он позвонил в середине нулевых.

Я уже защитил кандидатскую, был адвокатом и главредом научного журнала.

Незадолго до этого прочитал где-то, что он — уже доктор наук и тоже адвокат.

Встретились, в итоге он привел меня на кафедру судебки, которой заправлял знакомый мне еще по 2 меду профессор.

Тот — не сразу, а по ходу возобновившихся отношений (создали еще один журнал) — поведал мне про нашего героя интересные вещи.

Оказалось, что объявился он на этой кафедре в свое время с желанием защититься по судебке.

По ходу пьесы выяснилось, что диплом-то у него — не врачебный, а провизорский, а потому стать кандидатом медицинских наук (как, впрочем, и служить в Кантемировской дивизии врачом) он не мог.

Тем не менее через какое-то время (уже после смерти того заведующего) он появляется на кафедре уже в качестве доктора медицинских наук, профессора.

Позже доцент этой кафедры мне поведал, что обе «корочки» он просто купил.

Есть, оказывается, такая контора — Высший аттестационный комитет.

Это не Высшая аттестационная комиссия Минобрнауки РФ, а частная компания, эксплуатирующая аббревиатуру ВАК в коммерческих целях.

Как бы то ни было, наш герой позже водил меня по местам своей небоевой славы — в частности, в дирекцию крупного НИИ нейрохирургии, где был узнаваем и приветствуем — как адвокат и судебный медик.

Более того, случайно на страницах одного из уважаемых медицинских периодических изданий увидел его интервью в качестве Председателя коллегии адвокатов одного из российских медицинских общественных тусовок (правда, по его устоявшейся привычке — без реестрового номера адвоката), личного помощника депутата, члена профильного комитета Госдумы.

И вот вопрос: хотя бы кто — администрация ли НИИ, журналист, функционеры медицинского общества, депутат и т.д. — попытался идентифицировать персоналию новоявленного Остапа Бендера?

Забавляет не столько его «проникающая способность», сколько повсеместная легковерность многочисленных чванливых клоунов при должностях, которых этот гоголевский персонаж обводит вокруг пальца на протяжении всего своего жизненного пути.

Они чинят препоны всем, кроме тех, кто проходит сквозь них, как нож по маслу.

Он, полагаю, еще успеет стать министром или сам пролезть в Думу, и будет ими вертеть так, как не смог вертеть мной, хотя и очень хотел.

Этого нельзя было даже представить в советское время.

Это едва ли возможно за рубежом — по крайней мере, подобные случаи не на слуху.

А у нас — пожалуйста.

И, думаю, он не один такой.

Похоже, это — типаж героя нашего времени.

Зачем морочиться в чем-то содержательно, если достаточно преуспеть в мастерстве манипуляций?

Наше время — время расцвета всевозможных махинаций: от героя этого повествования до полковников-миллиардеров и вымогателей у Чемезова.

А ведь это говорит лишь о слабости власти, о разрыве связи между государством и обществом, о приоритете кривды над правдой за невостребованностью последней.

А мы все — сила в правде?

Практика применения судами норм о компенсации морального вреда, в том числе причиненного при оказании медицинской помощи, будет меняться.

Отмечается, что разрешая требования о компенсации морального ВРЕДА, причиненного вследствие НЕКАЧЕСТВЕННОГО оказания медицинской помощи пациенту, суду надлежит, в частности, установить,

— были ли приняты все необходимые и возможные меры для своевременного и квалифицированного обследования в целях установления правильного диагноза;

— соответствовала ли организация обследования и лечебного процесса установленным ПОРЯДКАМ, СТАНДАРТАМ и КЛИНИЧЕСКИМ РЕКОМЕНДАЦИЯМ (ПРОТОКОЛАМ ЛЕЧЕНИЯ);

— повлияли ли выявленные ДЕФЕКТЫ оказания медпомощи на правильность проведения диагностики и назначения лечения;

— повлияли ли выявленные нарушения на течение заболевания.

При этом на ответчика возлагается обязанность доказать наличие оснований для освобождения от ответственности за ненадлежащее оказание медпомощи, в частности отсутствие ВИНЫ в оказании медицинской помощи, не отвечающей установленным требованиям, отсутствие ВИНЫ в дефектах такой помощи, способствовавших наступлению неблагоприятного исхода, а также отсутствие возможности при надлежащей квалификации врачей, правильной организации лечебного процесса оказать пациенту необходимую и своевременную помощь, избежать неблагоприятного исхода.

Верховный суд предложит новый порядок возмещения морального вреда

Никогда такого не было, и вот опять! (с)

Действительно, вот есть практическая медицина.

Она живет и действует по своим правилам.

По правилам профессии.

Клиническим.

И есть правоприменение.

Административное и судебное.

Ну, административное — ладно, там свои чудеса: министерства и департаменты здравозахоронения по всей стране живут по своим правилам, им не до закона, по крайней мере, не до общего законодательства — они в параллельной реальности.

Но правосудие! Правосудие, Карл!

Разбираем по дринкам.

Дринк первый: вред, причиненный недостатками качества.

Качество товара — во всем мире- это категория потребительской пользы.

За качество потребитель голосует ногами и рублем (в своей национальной валюте).

Качество — это то, в чем конкурируют продавцы, подрядчики и поставщики услуг, стремясь выбиться из общего ряда своими конкурентными преимуществами.

На этом основана победно шествующая по миру теория маркетинга.

Качество — это не то, что причиняет вред или в чем состоит вред.

Качество не оценивается мерой вреда.

Это — другое.

Качество и вред даже не совместимы в одном флаконе — просто в силу несравнимости, несообразности друг другу, несопоставимости.

Общее для того и другого — это недостаток товарного предоставления, т.е. товара-вещи, работы-изделия или услуги.

Различаются же они правовыми последствиями.

Недостаток качества влечет правовые последствия договорного характера — в рамках цены товара.

Ответственность может ограничиваться способами обеспечения исполнения обязательств, соразмерным недостатку предоставления снижению цены товара или отказом от товара с возвратом его оплаты (реституция), и т.д.

Цена договора — 5 рублей, договорная (в связи с недостатком качества предоставления) ответственность — в пределах 5 рублей (с копеечными вариациями).

Вред же является недостатком безопасности.

Вред не является предметом соглашения.

Ответственность за причинения вреда вытекает не из договора — это деликтная ответственность, обусловленная самим фактом причинения вреда.

И мера ответственности за причинение вреда не укладывается в рамки цены товара или некоей величины, установленной договором.

Величина возмещения (компенсации) вреда соразмерна только его масштабам.

Цена договора может быть 5 рублей, а вред может тянуть на 50 миллионов рублей.

Это возможно — особенно — в медицине.

Дринк второй: организация лечебно-диагностического процесса может соотноситься исключительно с потребностями здоровья конкретного индивида, а не с усредняющими  унификатами медицинских технологий, установленными в административном порядке.

Человек со своими болезнями — не мода и не медиана лечебно-диагностического процесса: этому обучают с первого курса в медицинских вузах.

Ведение пациента — соответствие течению его заболевания, а не порядкам, стандартам и клиническим рекомендациям (протоколам лечения), насколько бы хороши они не были.

Лечебно-диагностический процесс — не свод предписаний: одно лишь требование следования им уже должно быть основанием привлечения к ответственности тех, кто такие требования выдвигает.

Лечебно-диагностический процесс может подлежать унификации лишь в части того, чего не должно быть в составе медицинских технологий, т.е. того, что заведомо влечет неблагоприятные последствия.

И тем более не ясно, откуда в юридическом обороте «вдруг» появляются такие категории, как дефект оказания медпомощи: ВНЕЗАПНО.

Закон содержит понятие недостатка товара, работы, услуги — вот этот термин единственно и следует употреблять — в рамках обобщения судебной практики, в частности.

Именно недостаток качества или безопасности предоставления характеризует суть  посягательства, приводящего к ответственности.

Потому что посягательством в медицине является пренебрежение не административными указявками, а интересами пациента; не бумажными предписаниями, как поступать, а реальными требованиями ситуации делать то, что охватывается профессиональным предвидением благоприятных сдвигов в здоровье пациента, избегая того, что ведет к обратному, даже если к этому склоняют административные предписания.

Отсюда — дринк третий: если речь идет о гражданско-правовой ответственности, то вина не является обязательным основанием для ее наступления.

Сводить все к генеральному деликту (ст.1064 ГК РФ), тем более применительно к медицине — значит не понимать отличий медицины от, например, ДТП.

Более того, существуют напрямую пригодные для оценки обусловленного медицинской деятельностью деликта: ст.1079 ГК РФ (в случае техногении) или ст.1095 ГК РФ (по общему правилу).

И в том, и в другом случае речь идет о безвиновной ответственности.

Это означает, что планируемые изменения распределения тяжести бремени доказывания в гражданском процессе по «медицинским» делам о причинении морального вреда в результате оказания медицинской помощи должны перенести на ответчика обязанность доказывания не отсутствия вины (невиновности), а непричастности к наступлению вреда у пациента.

Неужели сведущим это не внятно?

А если это не сведущие, тогда грош цена такому правосудию.

Буквально на днях мельком наткнулся на мыльную оперу бесконечного политического шоу с очень нравящимся самому себе бритым ведущим, крайне ограниченным и крайне самонадеянным.

Речь шла о том, что по частичной мобилизации загребли инвалидов, о которых не ведал военкомат.

И ведущий оправдывал действия военкоматов тем, что мобилизованные загодя не предупредили родное государство о своей инвалидности.

А сами мобилизованные придерживались противоположной точки зрения, что инвалидность устанавливают государственные комиссии МСЭК, и государству вполне по силам так организовать документооборот, чтобы гражданину не было нужды толочься между государственными конторами, тратя время и собственные силы на перенос вручную из одной в другую всевозможных справок.

Вся логика нынешней жизни демонстрирует, что верной является именно эта позиция оппонентов.

Но поддерживающий порочную систему ведущий, как Баба Яга, был против.

С переходом на другую работу и мне пришлось столкнуться с этой самой системой.

Для трудоустройства требуются справки — из психоневрологического и наркологического диспансеров.

И ладно бы, будь это, как в советские времена, справка о том, что не состоишь на учете.

Нет.

Это может быть и справка о добровольно-принудительном врачебном осмотре, но (и это — ключевое условие!) за отдельную, а для кого-то, возможно, и весьма неумеренную, плату.

Надо отдать должное, в ПНД ленивая медрегистратор за считанные десятки минут в перерывах между телефонными разговорами оформила справку о том, что не состоял и не привлекался — бесплатно.

В наркодиспансере же — все с точностью до наоборот.

На поток поставлен не шибко санкционированный отъем денег у нуждающихся в справке.

И не то чтобы деньги большие — меньше тысячи отечественных тугриков.

Но — в порядке продажи клочка бумаги с печатью — и это чересчур.

Сначала предлагается бланк бесплатной справки, где русским по белому написано — не для вождения, оружия и трудоустройства.

И человек с уже умственным развитием подростка понимает: в отделе кадров могут потребовать справку с другой формулировкой.

А такая — -за плату под осмотр врача-нарколога.

Такой осмотр состоит в огляде тушки обращающегося в коридоре, чтобы в кабинете просто расписаться на трех бумажках в трех местах.

Все.

В регистратуре я было заикнулся, что Брюна вроде посадили.

Мне ответили, мол, его-то посадили, но и помимо него есть  желающие продолжить его прибыльное дело.

В связи с этим у меня всего лишь три вопроса.

Первый: что дает такая справка, будь то из психоневрологического или наркологического диспансера?

Это — не правоустанавливающий или хотя бы правоподтверждающий документ.

То есть никто ни на что не приобретает права в результате ее получения.

Второй: исключает ли заболевание такая выдача справки вприглядку?

Нет.

Профанация осмотра не исключает заболевания — оно может быть, даже если его проявления не очевидны.

Вот интересно, бывали ли случаи, когда при подобном осмотре человеку, заведомо страдающему алкоголизмом при отсутствии внешних признаков, не доставалось такой справки?

Осмотр врачом — это даже не комиссионная экспертиза-пятиминутка, не говоря о полноценной психиатрической экспертизе.

Даже анализы, которые предлагаются в наркодиспансере по совсем недетским ценам, рассыпаются в точности и чувствительности и требуют неоднократного повтора, чтобы хотя бы о чем-то свидетельствовать.

Третий: наступала ли ответственность лица, выдавшего такую справку, за промашку, т.е. за наличие заболевания?

Нет же.

Потому что ответственность несет правонарушитель, а участник этой схемы легализованного обирания народных масс правонарушителем формально не является.

Тогда какова социальная ценность такой справки притом, что цена-то ее известна: прошло за день сто человек — 80 тыс. рублей наркодиспансер «заработал», в месяц — более полутора миллиона, чуть не как магазин?

И чем наркодиспансер — не лавочка по продаже бумажек с печатями?

Это лишь вопрос цены.

 

В Госдуму внесен законопроект об исключении понятия «услуга» из закона об образовании

«Считаю, что сама концепция образования как услуги ошибочна и не соответствует нашим национальным традициям. Учитель не услугу оказывает…», — заявил Турчак.

Турчак — это бывший губернатор, первый заместитель председателя Совета Федерации, сенатор, председатель Молодой гвардии ЕР. Секретарь Генсовета ЕР. Выпускник Дипакадемии. То есть человек, не чуждый права. Законотворец и функционер чистых статей.

И он прав. Что учитель, что врач, что искусствовед — и кто там еще в трудовом найме? — услуг не оказывает.

Услуги оказывает работодатель оных — хозяйствующий субъект.

То есть школа (больница или поликлиника, музей, библиотека и т.д.).

И с потребителями в отношениях состоит именно он, работодатель.

Именно он оказывает им услуги, продает товары, производит работы.

И с работниками состоит в отношениях тоже он, работодатель, но в других — в трудовых.

Проще говоря, работодатель связан обязательствами как с потребителями, так и с работниками: первым он реализует свою продукцию (услуги), у вторых покупает рабочее время, труд.

А вот работники состоят с потребителями (учениками, пациентами, посетителями и т.д.) в отношениях, далеких от однозначности.

Формально они выполняют обязательства перед работодателем по его договорам с потребителями (ст.402 ГК РФ), как и создают для него же внедоговорные (деликтные, из причинения вреда) обязательства (ст.1068 ГК РФ).

Но обязательства перед работодателем не заменяют его обязательства перед потребителями и не порождают иных отношений с ними.

Это — пустота, вакуум.

Но, как выясняется, те, кому это положено знать, об этом не знают.

И полагают, что этот вакуум нарушает злосчастная услуга!

С одной стороны, какая услуга в пространстве формальной неопределенности?

Как раз, именно эти отношения (между педагогами и учащимися, между врачами и пациентами и т.д.) лишены регулятивов иных, чем правила профессии.

Ну тогда, казалось бы, и надо сделать все необходимое и достаточное, чтобы обеспечить верховенство профессиональных регулятивов в этим отношениях.

Не подминать эти регулятивы юридическими правилами, это просто глупо — устанавливать законом шинирование перелома через два сустава?

И не подменять понятий: профессиональные регулятивы — ни разу не про услуги.

А с другой стороны: ну, не будет вообще в образовании (медицине и т.д.) услуги — за что взимать деньги?

За порцию (пригоршню, дозу, золотник) учебы? За концепцию образования? Или за наши национальные традиции?

В попугаях можно мерить, в сусликах или в дождевых червях.

Именно дремучесть бюрократии ставит в России все с ног на голову.

Там, где услуги единственно применимы (в обороте), их извести (в образовании, медицине и т.д.).

Там, где услуги категорически не применимы (в механизме государства), они гордо обозначают многофункциональные центры приема граждан.

Что тут можно предложить г-ну Турчаку?

Учите матчасть!

Как мастерски ею владеет г-н Дерипаска.

Не в пример маститому функционеру, матерый предприниматель проявляет себя как основательный государственник.

Смысл его парадигмы — построить общество среднего достатка для всех.

Это требует принципиального обновления всей экономической политики: от новой реальности к новой нормальности.

У стагнации нет потенциала, нет идеологии.

Госкапитализм быстро превращается в госпаразитизм в таких условиях.

Нужно (минимум):

• восстановить институты, которые будут обеспечивать уже доказавшую свою успешность модель рыночной конкурентной экономики, базирующейся на частной собственности, отказаться от госкапитализма;
• вернуться к той модели, которую мы апробировали, и она уже рождалась – свободная рыночная конкурентная экономика, в которой основным приоритетом является частная собственность. У нас предприниматель – это теперь единственный источник надежды;
• сократить госаппарат в два раза. Зачем он? Просто взять в два раза и сократить. Отказаться от всех персональных машин, оставить в стране 100 персональных машин и, как говорится, начать всё заново. Нужно порезать эту составляющую непонятную силовую-правоохранительную в три-пять раз. Оставить армию и флот, раз это единственный оплот. Все остальное – зачем?

И первое в этом ряду — отказаться от глупостей, придав словам исконный смысл, а терминам — исходное значение.

Вместо того, чтобы бороться с категорией «услуга» в потребительском обороте, следовало бы избавиться от применения этой категории там, где ее быть не может, поскольку не может быть товарообмена — в публичной сфере.

А еще, вместо этой непродуктивной борьбы с номинациями, не лишне было бы помнить, что не все то право, что и направо, и налево.

Есть и другие регулятивы — совести, порядочности, честности, самоуважения, наконец.

Которых общество лишили напрочь.

Если педагог, врач и пр. перестали уважать себя в себе, не видя в себе профессионала с правом собственного голоса, то какие бы юридические правила ему не дать в руки, ситуацию это не исправит.

Лишь восстановление значения чести и достоинства, репутации и доброго имени позволит профессионалу держать ответ перед градом и миром за свои слова и дела.

Тогда и «услуги» станут ни при чем.

От новой реальности к новой нормальности — и никак иначе.

Не привился.

Заболел. Госпитализировали. В Москве. Лечили. По стандарту. И выписали. По стандарту.

Он — никакой. Хрипы слышны за несколько метров.

Вызвали частника. Сделали КТ, анализы — снова в больницу.

Уже не вышел.

Зато ушел по стандарту.

Как и сотни, тысячи, сотни тысяч других.

Намедни звонит его невестка — просит зайти, мужу поплохело. Да еще электричество отключили.

Мужику 55. Москвич. Состоятельный.

Боли в сердце с простреливающей иррадиацией в левый мизинец и под лопатку. Не купируются нитроглицерином. Холодный пот, бледность лица. Мечется. Не то, что лежать — сидеть-то не можется. АД 140/80, пульс как у младенца — 120.

Инфаркт.

Звоним в «платную» скорую — хочется в Москву. 323-сан не позволяет — по экстренной, мол, не возим.

Звоним территориалам, повторяю мантру.

Через полчаса приезжает фельдшерская бригада.

Одна — бывалая. Въехала быстро. В темноте сняла ЭКГ, сбросила на центр. Инфаркт, повторный (первый, видимо, тушку не вставил) на высоте остроты.

Вторая еще зачем-то покопошилась с тестом — отр. С трудом (видимо, впервой) поставила «бабочку».

Отвезли в Жуковский. Все в порядке.

На авось. Видимо, с эндорфинами хорошо.

Не благодаря, а вопреки. Фельдшерская бригада — и на инфаркт. Не спецы, не реанимация, а — девчонки. А если бы кардиогенный шок? Да и в любой момент (с повторным-то!) мог уйти. В конце 70-х сам работал на скорой, помню, всяко бывало.

Тут как-то случайно попал на сайт комитета ГД по охране здоровья и обескуражен масштабами полета мысли и игры разума законотворцев.

В порядке любопытства рядового избирателя отправил туда по электронной почте 18 марта такое обращение.

«Депутаты всерьез считают, что:

— парадигма охраны здоровья по модели Семашко версии СССР соответствует существующим реалиям?

— закон об основах охраны здоровья граждан соответствует реальным потребностям охраны их здоровья?

— планов громадье профильного комитета Госдумы соответствует ожиданиям общества в этой сфере?

Ответа, понятно, не было. Думцы безмолвствуют.

Доколе?

Намедни услышал от коллеги, доцента, которая слушателям ФПК несет правду ab ovo, что далеко не все благополучно в королевстве здравоохра.

Вот уже три года она читает отдельный цикл из 9 лекций и воркшопов по тому, что тут не так; что там (в сравнении) за речкой; что нужно, чтобы сделать так, как надо; и что по каким вешкам мерить на выходе, чтобы всем было счастье.

Лекции читаются в НИИ, служащем базой для кафедры вуза.

Мимо открытой двери аудитории, где она читала очередную лекцию, «проходил» зам. директора этого НИИ.

Как выяснилось — залип под дверью и подслушивал, а потом побежал голосить-доносить по инстанциям.

Смысл: это может не понравиться директору (на минуточку — зав. кафедрой), это может не понравиться Минздраву.

И это — доктор наук, правда, по специальности педиатрия, а не по организации здравоохранения.

По организационной специальности у него ноль знаний, представлений, понимания и, кстати, научных трудов.

Приехал с дальней периферии, где, видимо, практикуются изыски типа «Что скажет княгиня Марья Алексеевна».

И с этими местечковыми изысками пытается обосноваться в столице.

Возможно, это все было бы демонстрацией индивидуальной глупости 40-летнего недоросля.

Но в нынешний период военной операции подобная несмышленость на других примерах демонстрирует свои реальные последствия.

В то время, как официальная пропаганда несет бравурные рапорты в массы, только два блогера (этот и этот) в коллаборации, набирая миллионы просмотров, обращают внимание на недостатки, ошибки и просчеты в ведении боевых действий и организации военно-гражданской инфраструктуры на с таким трудом и ценой таких жертв отвоеванной территории.

Они — не меньшие патриоты, чем люди в погонах, сидящие в штабах.

Они — не безупречны в своих подходах.

Но — вопреки сложившемуся мейнстриму замалчивания — они вскрывают минусы ради стремления к плюсам.

Их деятельность лучше всего охарактеризовал другой блогер:

«Война быстро заставляет отбрасывать ненужные условности – и англо-американские think tank начали формировать люди, казалось бы, далекие от военного ремесла. Это были инженеры, ученые, визионеры, историки и даже журналисты – единственным критерием отбора стала эффективность и нестандартность мышления. Анализу подвергалось буквально все: от оценки эффективности логистики и сбора разведданных до эффективности работы систем ПВО и камуфляжей ночных истребителей. Результаты были поразительны, и think tank стали незаменимым помощником западных госструктур – не обремененные бюрократией, формализмом и требующие довольно скромных вложений, аналитические центры обеспечивали США и Британии колоссальное превосходство на протяжении всей Холодной войны. Работавшие в них исследователи опережали в эффективности своих коллег из оборонных ведомств – например, самые исчерпывающие данные по советской военно-морской стратегии обеспечили гражданские аналитики, не имеющие никакого доступа к закрытым разведывательным данным, в отличие от аналитиков ВМС США».

Действительно, устойчивость, эффективность и жизнеспособность государства во многом определяются его способностью отбирать, анализировать и использовать информацию.

И аналитики не должны восприниматься так, как они воспринимаются государством сейчас – это не люди, которые покушаются на власть министерств или же ведомств, а люди, которые могут обеспечить им качественную информационную поддержку.

И вовсе не нужно аналитику привязывать только к военной операции.

Похоже, уже намечается разворот общественного сознания в сторону социальной ценности по эффективности слова и дела того или иного индивида.

Однако, орки типа упомянутого замдиректора НИИ сейчас расселись по верхним веткам административной вертикали, в том числе в профильном министерстве, в вузах и НИИ.

И, понятно, аналитики мешают им втирать чиновникам на еще более высоких ветках про все новые свершения в «потемкинских деревнях».

Но время неизбежных постковидно-постконфликтных перемен, когда (и это по множеству признаков видно уже сейчас) уже не будет по-старому, заставляет орков нервничать.

Как и век Инстаграмов, Ютубов, Фейсбуков и стримеров как лидеров монетизации пороков, пора лояльного недоумия в чиновных креслах подходит к концу.

Видимо, с появления общественного института аналитиков в качестве opinion leaders и начнется новая эпоха возрождения России.

Санкционная пора началась давно, но военная операция подвела черту — санкции накрыли Россию навсегда.

Привычные клише «как у них» перестают быть мейнстримом.

Прозревают зомбированные западным превосходством.

Наконец-то включают мозги чиновники и шибко ученые.

А если не включают, сделать это их заставят радикально изменяющиеся обстоятельства.

Предшествующий период «одобрям-с» и пандемии убил организацию медицинского дела.

Бросать деньги в топку неэффективности здравоохра дальше больше становится накладно.

Военная операция как никогда сплотила народ.

Рейтинг Гаранта взлетел до небес и почти обнулил предшествующие к нему претензии — если за этим последует военная операция с внутренними врагами, в том числе в социалке.

Ведь мало кто захочет затянуть пояс не только ради победы над киевскими нацистами, но и ради кормления ничего не делающих чинуш.

А медицина касается всех, и кризис социального недовольства лишь отсрочен последними событиями.

Проблему нужно решать силой мысли сведущих людей, поскольку не сильно ладится с этой мыслью у самой бюрократии.

Иначе, похоже, эту проблему по-военному круто будет решать армия — вместо штатских-статских чиновных импотентов — после того, как завершит дела с внешним врагом.

Наконец закончились всевозможные ограничения.

Многие — странные. Например, только маски. Если вирус поражает слизистые, то почему не требовалось защищать также и глаза?

Но не это является фокусом интереса.

Гражданская, привычная медицина практически встала на весь некраткий период пандемии.

И больные выживали не благодаря, а вопреки подобному положению дел.

И статистику остальных убиенных таким здравоохром никто не поднимал.

А здравоохраненческие зомби в креслах только пиарились на «красных зонах».

Где же организаторская мысль?

Где радетели сбережения здоровья по модели Семашко?

Где чинуши и тадепуты от отраслевой кормушки?

Может быть, они сделали нужные выводы?

Да нет! И на сайте Минздрава, и на сайте профильного комитета Госдумы — мелкотравчатая тишь да пустопорожняя гладь.

А ведь напрашиваются неотложные решения.

Первое среди которых — развести ресурсы обычной медицины повседневности и медицины ургентной, в том числе на случай чрезвычайных ситуаций.

По всему видно, что чрезвычайные ситуации будут случаться дальше больше — это только начало.

А привычную повседневную медицину нельзя ни стопорить, ни оголять кадрами, когда происходит очередной катаклизм.

И функции повседневной и чрезвычайной медицины должны быть не просто разведены, но и осуществляться разными ведомствами: первая — Минздравом, вторая — МЧС.

И должен существовать ресурс пополнения кадров чрезвычайной медицины: нужен механизм создания и мобилизации резервов.

Соответственно, резервистами могут становиться пенсионеры-медики, врачи-неклиницисты, студенты-медики старших курсов и пр.

Это послужит значимым демпфером для планомерной и равномерной нагрузки на медицину, независимо от обстоятельств.